- Здесь не холодно, - она покачнулась вперед и судорожный вздох стер с ее лица улыбку. Но голос был спокоен. Даже чересчур спокоен. Она наверняка знала, как устроены весенние месяцы, хотя ей оставалось только полагать, какое значение я придаю их тянущему свойству транзиторности и…
- Выбирай слова.

Ах да.

Прикосновение ее грубой юбки, предположим, совсем простенькое, не достает до полярностей. Там темное пятно - очевидно, дорога сюда. Снег уже растаял, и пятно совсем сухое. Это совсем не подозрительно, в отличие от сомнений в том, что такое развитие событий успело состояться: правда, я не слишком уверена, какое из предложенных смущает меня больше. Здесь не холодно - страшно душно. У нее чересчур светлые глаза, и я не помню их цвет. Наверное, это какая-то особенная метка, ассимилирующее восторженную рассеянность: хочешь заглянуть за раскрашенный ободок, словно это - Уилтонский диптих, а ты - всего лишь энтузиаст. Может, голубой, как одежды одиннадцати ангелов?

- Я обязательно придумаю что-то, рассудишь? После того, как адрес этого букиниста наконец окажется в моем кармане.

Я предполагала, сквозь привычную призму (пора заменить эту геометрическую фигуру) неуверенности, что мне следует прогнать тебя.

Я могу рассказать тебе о камне, где я коротала время до самых волнительных глав аудиокниги, чтобы никто ни за что не вмешался в ход повествования. Единоличность рассказчика, неплавно переходящая в монолитную монорелигию. Твои глаза бы лучились добротой, которая утопила бы меня в стыде насмерть.

Неприятные просьбы, противоречащие природной дипломатичности. В конце концов, только одна ночь на чертовой парковке в центральном квартале, что может произойти? Ты укоряешь меня в моей нелюбви уверяться. Иногда я думаю, что пришлось бы мне по неосторожности не заказать билет на электричку в Р. заранее, ты оказалась бы достаточно своевольной, чтобы уехать в одиночестве, только, почему-то, на восток. (Мне хотелось задать тебе вопрос, и названия городов, которые он включал в себя, звучали очень громко, а я сбивчиво советовала их опускать направо и налево). Вряд ли я проведу тебя домой - я терзаюсь самолюбием и неоднозначностью незнания. Ты, скорее, вернешься ко мне вместе с исповедью городу, который разучился меня привлекать еще старой весной. Главное, я не приносила тебя в дом. Там, оттолкнувшись от одной створки белых ворот, я припаду к другим скорее, чем мысль о тебе достигнет эквилибрически правильного положения, она не станет изящной, и поэтому испарится. Мы сговоримся со старым солнцем.

Может, я стала бы объяснять тебе свои слова.

Я теряю руки в самом центре управления. Нельзя отпустить тебя для свободных и долгих прогулок там, в городе Р. и в собственном душе - в конце концов, те пять шагов от водопроводного крана до конца ряда цветастой плитки тоже значат пространство, где можно поселиться. Ты не поднимаешься для того, чтобы дернуть оконную ручку, сидишь спокойно, смиренно и из возможных альтернативных выходов - ты, почему-то, не станешь спасаться. Я припадаю губами к твоей руке, той свободной, что не держишь у вибрирующего горла, я задаю этот вопрос твоему здравому смыслу, пока он жив в старательном дыму.
- Тебе и вправду больше не нужна песня, - ее голос слаб, ее веки - полузакрыты. Ее волосы еще светлее глаз. Они почти бежевого цвета.

Впервые, я не отдернулась от огня. Рассыпаются локоны - миндаль ее волос, струится грациозное пламя и румянится цвет, исперщенный каштановыми пятнами, смутно тягучими, вернее там, где я проступаю в ней в моменты Жути. Указательный палец вытянулся вперед, оголяя кость, повторяя движение бумаги.