Очевидно, что если стану долго закусывать губы, они сделаются бордовыми, а, погодя, покроются пятнами синяков. Не слишком потрясающая перспектива, стоит заметить. Однако, какая, к черту, разница.
Изо всех сил стараюсь подавлять в себе развитие отвратительного эгоцентризма. Почему, собственно, я употребляю именно этот эпитет, а в особенности компонуя его с именно этим существительным? Потому что один только запах его, шорох, стук, учуянный мной со стороны, превращается в потрясающий повод для антипатии. Ибо порок эгоистичности весьма широкий всегда имел диапазон влияния, по крайней мере, как мне чудилось. Да даже для натуры, чересчур тонко чувствующей человеческую природу и суть их взаимоотношений с окружающими, я слишком предвосхищала пренебрежение, презрение к чувствам: к чьей-нибудь крайней ненависти, искренней радости, нежной любви - которые, кстати говоря, незамедлительно обнаруживались. Я постоянно думаю об этом теперь. И чем дальше уходит моя мысль, взмывая в утреннее небо и медленно спускаясь вниз осенним листом, тем большую дикость я могу разглядеть. А ведь, собственно, и сама не могу отделаться от привычки глядеть скептически. Поэтому со страхом думаю, как произойдет перенимание еще и этого аспекта.
Нехватка какой-то крайней эмоции сжимает мне горло и разогревает кровь. Адреналин! Этот гормон, бродяга, знает, чего мне недостает, однако молчалив в вопросе о том, как его, подлеца, восполнить. Ты знаешь, говорит, прекрасно знаешь. С тихим вздохом отвечаю, что знаю. Бросаюсь в бой с совестью и сердцем, хотя, скорее, выступаю судьей, грустным наблюдателем, занимаюсь предотвращением серьезных травм. И, знаете, живу.